чтобы успокоить сердце, сначала вытираются тыльной стороной ладони слезы со щек. на несколько секунд задерживаю дыхание, дабы вновь не сорваться в глухом плаче. когда из глаз более не вытекает соленое подтверждение боли, я отправляюсь в ванную. не успела рука соприкоснуться с выключателем, как мое зрение пронзает божественный лунный свет из приотворенного окна, вместе с ним полупрозрачный тюль колыхает холодный воздух, который позднее лето больше не в силе обогреть. но момент ослепления проходит, озаряется неярким светом помещение. в зеркале я вижу отражение заплаканного лица, опухший красный нос, обкусанные до крови губы и несчастные глаза. из крана льется ледяная вода, я жду несколько секунд, пока она не станет чуть теплее, чтобы сполоснуть лицо. подняв голову, я не замечаю особых изменений в зеркале. я только смотрю, как мои собственные глаза смотрят на меня. усталые от непрерывного страдания, они устали пускать слезы. оторваться от страдальческого взгляда невозможно, тем более, когда оно вызывает жалость. с целью утешить невинную девушку в зеркале, я протягиваю руку по направлению к бледной щеке, еще секунда и несчастная ощутит тепло извне. но пальцам предрешено встретить под собой холодную поверхность безжизненного объекта. из уголка очей неспеша освобождается капля слезы, пронзенная состраданием с недостижимой персоной. но настает время отвернуться от созерцания несчастья. с тела соскальзывает ели ощутимый халат, а под ним сходное со цветом трупа кожа. я опускаюсь в пустую чугунную ванну, сначала от неожиданного холода материи отрывают ступни, но, смирившись, за ними таз, спина и после все тело оказывается поглощенным неприятной прохладой. я забываю о неудобстве, когда вспоминаю про его отсутствие. болезненный стон рождается в глубине живота, набирая силу, поднимается к глотке, раздвигает уста и вырывается наружу, сначала окружение его не слышит, но чем старше становится дитя, тем оглушительнее пронзает он мое ухо, стенки комнаты отображают его эхо, стон не прекращается, пока сбоку соседи не начинают возмущенно стучать в дверь, заставляя меня заткнуться . этот крик возвращает меня на некоторое время в реальность, принуждая вспомнить, что вокруг находятся люди и, хотя их присутствие очевидно, никто более не способен избавить меня от чувства одиночества. стон, перешедший в дикий вой, прекращается. теперь это глухой плач, что не дает успокоиться. я вспоминаю беспричинное волнение, когда он исчез на несколько дней, потом нарастающую тревогу, вызванную его недельным отсутствием. месяц спустя я решилась написать его знакомому, на что тот с соболезнованием сообщил, что мой мальчик попал в автокатастрофу и уже как месяц покоится под землей. я помню, что на мгновение, которое после неожиданной новости продлилось бесчисленные дни, я забыла, как дышать. в чувство меня привела мать, явившаяся спустя некоторое время и нашедшая меня в обморочном состоянии. я не помню, что было потом. пускай сначала я в истеричных приступах отрицала правду, но от нее невозможно убежать, и в конце мне пришлось смириться. и умереть для этого мира. по сегодняшний день, когда несколько месяцев прошло с его гибели, и я лежу в ванной. очнувшись от воспоминаний, рука подтягивается к крану и дает прохладной воде заполнить резервуар. я обездвижено наблюдаю за струящейся струей, непохожей на меня, ведь она живет вечным движением, когда кран закручиваешь, она умирает. если струю лишить свободы, она перестанет существовать. но сейчас, когда она буквально наслаждается течением, я завидую ей. она живет, а я мертва. когда последние капли погружаются в ванну, почти все тело скрывается под водой. волосы распущены, в доме - тишина. даже с улицы не слышен мотор машин. кажется, ведь город застыл в предвкушении моей судьбы. я вспоминаю его первое сообщение, он думал, что я собираюсь покончить с собой, хотя эта была нелепая подростковая шутка, и пытался меня отвлечь от суицидальных мыслей. я помню три заветных слова, которые я впервые получила от молодого человека, я помню, купаясь в радости, сообщила о взаимной любви. ночь я написала, что люблю его сердцем. я не забуду многочасовые разговоры о природе наших проблем, о поиске его дома, о потере моего. о том, что никто лучше его не понимал мою извращенную душу, наверное, никто лучше меня не понимал его стремление к идеалу. я вспоминаю и задерживаю дыхание. он говорил, что откинет назад мои волосы, поцелует край уст, проведет большим пальцем заветный путь до ямочки под мочкой уха, оттуда ниже... я вспоминаю и, не давая кислороду проникнуть в легкие, погружаюсь под воду, представляя его теплоту подле себя, представляю, как руки, ранее сыгравшие прекраснейшую мелодию на тонких струнах, как руки музыканта обовьются наподобие опасной змеи вокруг моего туловища, но вместо смертельного яда уста музыканта одарят меня желанным теплом. очи закрываются, ведь им не стоит больше стоять на строже, когда я отдана лучшему из защитников. я погружаюсь во тьму, в сладкую иллюзию...
upd